Итак, всем было весело, но как только рабы закрыли дверь, шутки мгновенно смолкли. Кажется, хозяин устроил Таинство, чтобы гости сочувственнее отнеслись к войне с лешаками, но слово попросил не он, а Итарай.
Плешивый горбун, над которым мы тайком подшучивали, заговорил о таких вещах, что мысли об обольстительных девах сразу же вылетели из головы. Вскоре я уже начисто забыл о том, где нахожусь. Крысиная нора впервые за многие месяцы по-настоящему удивила.
Крысы решили превратиться в волков и напасть на льва...
«Лев болен, » – именно так и начал Итарай. Особых пояснений не требовалось – пилосский ванакт говорил о Хеттийском льве. Каменные львицы над воротами Микасы – память о давнем господстве. Но теперь Хаттусили больна, и больна неизлечимо.
Голос горбуна стал резок и визглив, слушать его было нелегко, но ему внимали, словно лучшей певице. Да, лев болен, его логово скоро опустеет. Гиены, шакалы, олки уже бродят вокруг, присматриваясь к будущей добыче...
...В Пилосе неплохо разбирались в делах Востока, значительно лучше, чем я мог предположить. Итарай напомнил о многом. Ашурбалит Ассурский отбросил хеттийцев от верховьев Тигра. Урарту теснят их к подножиям гор. Города юга готовы отделиться. И, наконец, каска – вечное проклятие Хаттусили. Лев уже не нападает, не думает о земле Та-Кемт или Баб-Или – а ведь хеттийцы бывали и на Евфрате, и на Хапи! Лев замкнулся в логове, на каменистых нагорьях своего полуострова, оберегая накопленную за века добычу...
Я незаметно оглянулся – ванакты слушали, затаив дыхание. По-моему, им было страшно. Козьи цари, отбивавшие дюжину коров у соседей и тем гордившиеся, замахнулись – пока еще в мыслях – на великое Царство Хеттийское. Но Итарай прав – лев болен, лев стар, к тому же враги теснят его с востока, юга и севера.
Оставался запад, а на западе – мы.
Критянин и милавандиец согласно кивали – они-то давно присматривались к близкой добыче. Гарп, как и я, был вначале удивлен, но вскоре тоже весь обратился в слух. Я его понимал: удачная война – большая добыча. С хеттийским золотом можно не бояться каких-то лешаков.
Старикашка Кодр то и дело поглядывал в мою сторону – ему было интересно, и недаром. Ведь разговор предназначался главным образом для меня. Ахиява – это прежде всего Микаса: без моего золота, воинов и кораблей о походе нечего и мечтать.
...Мне приходилось бывать на военных советах, но там речь шла о подкопах под вражескую стену, о ночных вылазках или тайной разведке. Я не знал, как объявляют войну, как ее готовят и, тем более, ведут. Оставалось изображать из себя каменную статую из тех, что стоят в земле Та-Кемт, и слушать с непроницаемым лицом. Кажется, мне это удалось.
Итарай сделал паузу, явно ожидая ответа – моего ответа. Можно было промолчать или отделаться цветистой фразой о больном льве и его шкуре, которую мы начали делить слишком рано. Но разговор меня изрядно задел. Да, лев болен, однако крысам в его логове делать нечего. Удара одной лапы хватит, чтобы разметать все воинство богоравных козопасов.
Я не выдержал и рассказал то, чему был сам свидетелем – о большом военном смотре в Хаттусили. Великое Солнце – Царь хеттийский – собрал войско, чтобы идти на халибов. Колесницы, панцирная конница, легконогая пехота в шлемах с красными перьями и, конечно, Сыновья Солнца – гвардия с оружием из железа. Что может противопоставить этому Ахиява? Толпу свинопасов с дубинами во главе с базилеями, закованными в дедовские панцири, мешающие сделать лишний шаг? Неповоротливые колесницы, неспособные одолеть легкий подъем? Тупые мечи из скверной местной бронзы?
Я – не Адад весть какой рассказчик, к тому же мне было изрядно стыдно за свой акцент. Но слушали внимательно – не меньше, чем Итарая. Слушали – и кивали. Пилосский ванакт не думал возражать и даже сочувственно качал головой, когда я говорил о том, насколько слабы крысиные зубы. Но как только я закончил, тут же встал толстяк Номион.
Стало ясно – разговор готовился заранее.
Ванакт Милаванды и не думал спорить, но выбросил из пояса беспроигрышную кость – флот, сотни чернобоких кораблей, способных высаживать войска в любой точке побережья. Хеттийский флот слаб, он почти весь занят на юге. Берега же подвластные хеттийцам царьки, которые воюют не лучше нашего. Достаточно занять плацдарм – и уже оттуда удар за ударом добивать льва. И начать следует, конечно, с Вилюсы.
При этом слове ванакты стали переглядываться – о Вилюсе здесь мечтали давно. И не зря! Город, конечно, не сравним с Баб-Или, но богат – золота там побольше, чем во всей Ахияве. Огромная ярмарка, дорога на восток, наконец, проливы, ведущие в Море Мрака. Взяв Вилюсу и соседние города, Троасу и Пергам, мы вцепимся в живую плоть Хаттусили.
А за первым шагом последует второй.
У присутствующих вновь заблестели глаза. Спорить не приходилось – в таким походе я и сам был готов участвовать даже простым наемником. Кодр, не выдержав, вскочил и с гневом стал припоминать какие-то давние обиды. Кажется, сын вилюсского царька украл чью-то жену или не выплатил штраф в Дельфы. Во всяком случае, поводы для войны имеются, и гнев Дия вкупе с Землевержецем Поседайоном, без сомнения, готов обрушиться на нечестивцев.
Теперь уже все шумели, и все чаще взгляды обращались на меня. Я вновь ощутил себя самозванцем. От микенского правителя ждут решения, которое я принять не могу...
...Но и отказаться невозможно. Для всех я – не старшой полутысячи разведчиков, а богоравный ванакт. Моими устами говорит Ахиява.
И тут я вспомнил – шардана! В моем поясе тоже спрятана кость, способная побить все прочие. Тысячи усачей на сотнях кораблей – и об этом знаю один я...