Да, я не искал этого, но согласившись, потерял единственное право наемника – ни за что не отвечать. «Серый коршун» может убить жреца и поджечь храм, но в ответе тот, кто ведет войска и сидит на престоле. Нургал-Сина же – нет, Клеотера! – завербовали именно в качестве Верховного Дерьмочерпия в этом мерзком сарае...
На миг меня бросило в жар, потом в холод, но затем сработала давняя привычка, много раз спасавшая в походах. Я этого не хотел, но все же вляпался, а значит надо выкручиваться. Как в той битве возле Урука, когда мы остались одни в чистом поле, а прямо в лоб на нас неслись эламские колесницы...
Я отстранил Мантоса и осторожно обнял девушку. Она затихла, что-то бессвязно бормоча и всхлипывая. Погладив ее по плечу, я обернулся и заметил в дверях Прета, а за ним – испуганного старичка в наскоро наброшенном гиматии. Оставалось вывести Ктимену и передать ее лекарю, но внезапно в коридоре послышался топот и звяканье оружия. Царевна дернулась, резко освободившись. Глаза ее вспыхнули.
– Брат! Это... Это она? Это ее привели?
Более всего хотелось, чтобы царевна ошиблась, но через мгновенье стало ясно – она права. Стражники ввели в комнату невысокую девушку, закутанную в богатое покрывало с золотой каймой. Я не успел разглядеть ее – Ктимена, словно дикая кошка, рванулась вперед.
– Сука! Ты здесь? Это я, Ктимена!
Резким рывком она сорвала край покрывала, и я увидел лицо той, которой предстояло умереть. Вначале я заметил глаза, широко раскрытые, полные ненависти и одновременно – ужаса. Лицо девушки было белым, словно покрытым известкой – как лик покойника после скверного бальзамирования. Я ждал, что она закричит, но Дейотара, дочь Ифимедея, не проронила ни звука.
– Видишь? – Ктимена, засмеявшись, провела по ее щеке окровавленной рукой. – Видишь, сестричка? Знаешь, чья это кровь?
Дейотара по-прежнему молчала, казалось, не замечая никого из нас.
...Судьба редко посылает гонцов. Еще час назад у этой девушки было все. Теперь осталась только жизнь – и то ненадолго.
Я думал, что Ктимена вцепится ей в волосы или ударит кинжалом, но этого не случилось.
– Брат, – обернулась она ко мне, – прикажи привести сюда нескольких стражников. Не этих – она кивнула на стоявших у двери воинов, – шардана!
Тон у царевны был настолько деловым, что я невольно взглянул на Мантоса, готовясь переадресовать просьбу ему. Почему-то мне показалось, что царевна, одумавшись, просит взять Дейотару под стражу.
– Мы устроим это прямо здесь, – Ктимена быстро осмотрела комнату, – на царском ложе. Эту суку разложим там, а рядом поставим голову нашего дяди. Пусть смотрит!
Я все еще не понимал, и Ктимена нетерпеливо топнула ногой:
– Прикажи привести их, брат! Мы будем стоять здесь и наблюдать, а шардана станут входить по очереди. Она не скоро сдохнет, Клеотер! Вот увидишь, это будет весело!..
До меня, наконец, дошло, и я почувствовал, как по спине ползут мурашки. Мельком я заметил, что Мантос отвернулся, а Прет отвел глаза.
– Вначале она будет молчать, – продолжала Ктимена, кривя белые губы, – а потом ее проклятая гордость исчезнет, и она завопит, как базарная девка! Я так ждала этого, Клеотер!
Дейотара, похоже, ничего не слышала. Медленно, ни на кого не глядя, она подошла к лежавшей в луже крови голове отца и опустилась возле нее на колени.
Послышался хохот Ктимены.
– Смотри, смотри брат! Двадцать пять лет назад наша мать так же стояла на коленях возле тела отца, а потом они убили и ее! Ну, скорее, зови сюда воинов! Мы славно повеселимся!
Я понял – ее не остановить. Как бы поступил на моем месте настоящий Клеотер?
...Пустая мысль – теперь Клеотером был я!
– Прет, – я повернулся к геквету, – люди собрались?
– Да, ванакт, – чуть помедлив, ответил он. – Все в тронном зале. В городе уже знают, возле дворца собирается толпа...
– Хорошо... Ктимена, иди сюда!
Девушка удивленно посмотрела на меня, но послушно подошла. Я вновь погладил ее по голове и осторожно нащупал на шее нужную точку. Теперь главное – нажать не слишком сильно...
Тело царевны медленно сползло на пол. Я не стал подхватывать его и обернулся к Мантосу.
– Позаботься о ней, лавагет! Из покоев не выпускать, пока не скажу. Когда придет в себя, пусть лекарь даст ей успокоительного зелья.
Мантос кивнул, в его глазах я заметил что-то напоминающее облегчение. Я подозвал Прета и отвел его в сторону.
– Ты обещал служить мне, геквет. Посоветуй, что делать с Дейотарой.
– Убей, но не мучай, – тихо проговорил он. – Твоя двоюродная сестра не должна умереть опозоренной.
Я невольно обернулся. Дейотара по прежнему неподвижно стояла у тела отца.
– За что Ктимена ее так ненавидит?
– Спроси у нее, ванакт, – Прет скривился и закусил губу. – Если она промолчит, промолчу и я...
– Ты хотел бы, чтоб Дейотара умерла?
Прет не ответил, и я вдруг почувствовал, что судьба дочери Ифимедея его очень волнует.
– Отвечай, Прет!
– Я не хочу, чтобы она умерла, – глаза его на миг блеснули болью. – Но ни я, ни ты не сможем спасти дочь того, кто убил твоих отца и мать.
Я кивнул и отвернулся.
– Ее могут спасти только боги...
Голос Прета прозвучал странно.
– Да, – согласился я, – только боги...
Комната опустела. Кроме нас с Претом в ней остались только Дейотара и мертвый ванакт. Я оглянулся – в дверях никто не стоял.
– Тогда сделай так, Прет, чтобы боги захотели ее спасти!
Губы парня побелели, на миг он замер, а затем медленно кивнул. Я подошел к Дейотаре и осторожно коснулся ее плеча.
– Ванакт!
Я еле успел отшатнуться – девушка вскочила, в руке ее блеснул бронзовый нож. Я попытался отбить удар, но опоздал – клинок ткнулся в грудь, скользнув по кольчуге. Дейотара вновь замахнулась, но на этот раз я вовремя перехватил руку, резко нажав на кисть. Нож упал в кровавую лужу.